Часть Первая
Перелистывая Царские Дневники
"Но хотя бы ты, как орел,
поднялся высоко и среди звезд
устроил гнездо твое, то и оттуда
Я низрину тебя, говорит Господь".
(Авдий 1:4)
ГЛАВА 1
"Фонд крови"
В шестидесятых годах уже нашего века в Москве жила странная старуха:
морщинистое лицо покрывал чудовищный слой театрального грима, согнутая
фигура качалась на высоких каблуках... Она двигалась почти ощупью, но
ни за что не надевала очков. Она не желала выглядеть старухой! По Театральной
энциклопедии ей шел тогда девятый десяток.
Это была Вера Леонидовна Ю. - театральная звезда начала века. После ее
спектаклей поклонники-студенты впрягались вместо лошадей в экипаж и везли
ее домой. Когда-то... Но теперь бывшая роковая красавица доживала в коммунальной
квартире на нищенскую пенсию. И сдавала одну из двух своих комнат мне,
жалкому студенту Историко-архивного института.
По вечерам, возвращаясь домой, я часто беседовал с ней на коммунальной
кухне... Кабинеты петербургских ресторанов, таинственный Яхт-клуб с великими
князьями, дворцы в белой ночи... Этот затонувший мир Вера Леонидовна насмешливо
называла "Атлантидой"... Она сыпала именами: "Аня"
- просто Аня - оказывалась Анной Вырубовой - роковой подругой императрицы...
И - "Сана"... Впрочем, для остальной России "Сана"
тогда была императрицей Александрой Федоровной...
Так начались наши ежевечерние беседы на московской кухне - путешествие
в затонувшую "Атлантиду"... Я жадно записывал ее рассказы...
И сейчас, когда я прочел множество воспоминаний участников тех бурных
событий, ее суждения сохраняют для меня особое очарование. Именно потому,
что она не была участником...
Уж очень они пристрастны. Я понимаю формулу: "Врет, как участник".
Вера Леонидовна - всего лишь современник, любопытствующий человек со стороны.
И был один из рассказов Веры Леонидовны о конце "Атлантиды":
"Уже после революции моим мужем стал Михаил К. "Еще одна победа
большевиков", - написала эмигрантская газета о нашем союзе. (К. был
знаменитым журналистом в 20-30-х годах, расстрелян в годы террора. - Авт.)
В гостинице "Метрополь" жили тогда видные большевики. Для развлечения
они часто приглашали туда писателей, журналистов, служивших новой власти.
К. часто бывал в "Метрополе". Однажды он встретил там двоих...
Один был главой большевиков в Екатеринбурге, когда там расстреляли царскую
семью, другой - руководил расстрелом.
И они вспоминали, как все было... Пили чай вприкуску, хрустели сахаром
и рассказывали, как пули отскакивали от девочек и летали по комнате...
Их охватил страх, и они никак не могли добить мальчика... он все ползал
по полу, закрываясь рукой от выстрелов. Они только потом узнали: на великих
княжнах были пояса, в них были зашиты бриллианты... Бриллианты их защитили...
К. потом говорил, что наверняка должна была быть фотография этого ужаса:
"Уж очень они гордились - последнего царя ликвидировали, - не могли
они потом не сняться с убитыми. Тем более что этот главный убийца был
в прошлом фотограф". И К. все искал эту фотографию".
Цареубийцы за чаем... и пули, которые отскакивают от девушек, и мальчик
на полу, и фотография... этого я уже не мог забыть.
А потом в моем Историко-архивном институте я услышал о секретной "Записке",
которую написал тот самый бывший фотограф, руководивший расстрелом Царской
Семьи. Его звали Яков Юровский. В этой "Записке" он все будто
бы изложил.
Уже проходя архивную практику, я оказался в Центральном архиве Октябрьской
революции. И тотчас наивно спросил о "Записке" Юровского.
- Не существует никакой записки Юровского, - жестко ответила сотрудница,
как бы подчеркивая бестактность вопроса.
Но фонд Романовых мне показали. К моему изумлению, во времена, когда все
было засекречено, эти документы выдавались.
Сначала я увидел альбомы с романовскими фотографиями - все та же сотрудница
с бескровным лицом вносила и уносила один за другим гигантские альбомы
- сафьяновые, кожаные, с царскими гербами и без... Ни на секунду не оставляла
она меня наедине с этими фотографиями. Сначала холодно-равнодушно, а потом,
забывшись, увлекшись, объясняла мне каждую из них, будто хвастаясь этой
диковинной, исчезнувшей жизнью... Тусклые картинки царских фотографий
были окном, куда она заглядывала из нищей, скучной жизни.
- Они все снимали, - с какой-то гордостью объясняла она. - У всей семьи
были фотоаппараты: снимали дочки, сам царь и царица.
Фотографии, фотографии... Высокая тонкая красавица и милый молодой человек
- время их помолвки.
Первый ребенок - девочка на слабых ножках.
А вот уже четыре дочери сидят на кожаном диване... А вот появился мальчик
- долгожданный наследник престола. Вот он - с собакой, вот - на велосипеде
с огромным колесом - забавном велосипеде того века. Но куда чаще он в
постели - и рядом императрица. Как она постарела... глядит в фотоаппарат,
глядит на нас... Горькая складка вокруг рта, тонкий нос стал крючковатым
- печальная, немолодая женщина.
А вот Николай и будущий английский король Георг, они смотрят друг на друга
- поразительно, до смешного похожие (их матери были сестрами). Фотография
царской охоты: огромный олень с гигантскими рогами лежит на снегу... А
вот отдых: Николай купается - он нырнул и плывет совершенно голый, - и
со спины его обнаженное сильное тело.
Я часто вспоминал потом эти фотографии: мертвый олень и голый царь...
Когда думал, как он, мертвый и голый, лежал на теплой июльской земле у
той ямы, куда бросили потом его тело.
А потом я начал читать его дневник.
Июль 1918 года. Чехословацкий корпус и казачьи части подошли к Екатеринбургу.
Большевики должны сдать город... Последним поездом выехал из Екатеринбурга
Яков Юровский. В царских кожаных чемоданах "секретный курьер"
(так он официально назывался в документах) вывез свой груз - семейный
архив только что расстрелянных Романовых.
Как он ехал в поезде... Просматривал альбомы с фотографиями... Бывшему
фотографу это так интересно. Но главное, конечно же, он прочел дневник
царя. Дневник того, с кем отныне и навсегда будет связано его имя. С каким
чувством он листал его в долгой дороге, пытаясь представить эту жизнь,
протекавшую на глазах целого мира...
Так собирался в Центральном архиве Октябрьской революции "Романовский
фонд"... Я называю его - "Фонд крови".
36 лет непрерывно вел Николай свой дневник. Он начал его в 14 лет в 1882
году в Гатчинском дворце и закончил пятидесятилетним арестантом в Екатеринбурге.
50 тетрадей исписаны от начала до конца его аккуратным почерком. Но последняя,
51-я тетрадь заполнена лишь до половины: оборвалась жизнь - и остались
пустые, зияющие страницы, заботливо пронумерованные впрок автором. В этом
дневнике нет размышлений и редки оценки. Дневник - запись основных событий
дня, не более. Но там остался его голос. Мистическое могущество подлинной
речи...
Этот молчаливый, замкнутый человек будет рассказывать. Он сам поведет
через свою жизнь. Он - автор.
Я листаю его дневник... Это вечное и такое банальное ощущение в архиве:
ты чувствуешь другие руки - соприкосновение рук через столетие.
© Copyright Эдвард Радзинский
© Copyright Издательство "Вагриус" |