ГЛАВА 16
Гость
Он позвонил мне сам. И попросил о встрече. Я услышал его дребезжащий
старческий голос и, естественно, сказал: "Я могу прийти к вам сам".
Но он тотчас ответил, как многие из звонивших ко мне людей его возраста,
его поколения: "Ну зачем? Я сам к вам приду". Потом он засмеялся:
"Вы зря подумали: нет, я никого не боюсь... Это меня боялись другие.
Просто я старый солдат, и я люблю ходить".
И вот он сидит в моей комнате.
Он бьет по своему колену и со смешком указывает на свои странные брюки.
Это - потерявшие цвет и форму - когда-то зеленые шаровары с кантом:
- Эти брюки принадлежали Николаю. Я достал их в 1945 году в Чехословакии.
Они принадлежали бывшему легионеру... В 1918 году он купил их в Екатеринбурге...
У него было много вещей якобы Царской Семьи.
Его смешок...
- Нет, нет, конечно, я не верю, что это брюки последнего императора, но
... в любом случае вещь из той эпохи. Я люблю эти штаны и позволяю себе
иногда этот маскарад... Теперь об интересующем вас деле... Много лет я
работал в одном серьезном учреждении... Я жил тогда в Свердловске... С
какого-то времени... нет, не по работе... просто для души... заболел вашей
темой... Точнее, меня интересовал один вопрос... Возник он давно, вас
еще на свете не было, - и всю жизнь я ищу ответ. Началось со знакомства:
я был неплохо знаком с Петром Захаровичем Ермаковым... Сложный был человек.
Точнее, простой. У него зудели руки: убить. За революционную ярость его
прозвали - "товарищ Маузер". В царское время он убил провокатора
преоригинальным способом - никогда не догадаетесь... отпилил у него голову.
По екатеринбургской легенде, когда решили изуродовать их трупы, поехал
он в аптеку взять запас кислоты. Провизор засомневался: уж очень много
требовали. Петр Захарович собрался было его уговаривать, но не успел -
рефлекс сработал - застрелил... Кстати, знаете ли вы, что Ермаков заявлял
всем и каждому, что это он убил последнего царя? И как реагировал на это
Юровский?
Про это я хорошо знал...
С 1921 года Юровский жил в Москве. И работал в Гохране...
Сын чекиста Медведева: "Они часто встречались у нас на квартире.
Все бывшие цареубийцы, переехавшие теперь в Москву". (Да, вскоре
после расстрела они переправились в Москву на повышение. Белобородов становится
заместителем Дзержинского в ВЧК, ответственнейшие посты занимает Голощекин.
"Кремлевскими боярами" стали екатеринбургские владыки. А вот
чекист Михаил Медведев оказался поскромнее. Он звезд с неба не хватал,
жизнь закончил скромным полковником - преподавателем в милицейской школе.
Оттого и выжил. А "кремлевские бояре" - все погибнут.)
Но тогда, в 20-х годах, все они были живы. И молоды. И любили застолье
в хлебосольном доме Медведева. Приходили Голощекин, Никулин и, конечно
же, Юровский.
Сын чекиста Медведева: "Отец часто подшучивал над его фанаберией:
дескать, он убил Николая. Кстати, мне отец как-то предложил эксперимент.
У отца была вся коллекция оружия - "маузер", "кольт"
и "браунинг". И вот он предлагал попробовать: кто быстрее выстрелит.
Из какого оружия. Мы с отцом этот эксперимент провели. Конечно, первым
выстрелил "браунинг". Первым - как и тогда. Юровский никогда
об этом не спорил с отцом. Более того, однажды он сказал отцу: "Эх,
не дал ты мне докончить чтение - начал стрельбу! А ведь я, когда второй
раз читал ему постановление, хотел добавить, что это - месть за казни
революционеров..."
Так они беседовали. И мирно вспоминали за чашкой чая, как им посчастливилось
исполнить "Историческую Миссию".
Но если Медведев рассказывал о своем выстреле дома, то вскоре у Юровского
появился другой, куда более опасный соперник. Это и был Петр Ермаков.
Бывший верх-исетский комиссар с 1918 года повсюду заявляет: царя убил
он.
Юровский начинает свою борьбу за "честь расстрела последнего царя".
Возможно, это одна из причин, почему он передал свою "Записку"
историку Покровскому. Главный советский историк должен был навсегда оставить
в официальной советской истории имя Якова Юровского - цареубийцы.
Между тем наступил 1927 год. Десятилетие революции. И Юровский уже жил
в предощущении 1928 года - великого юбилея: десятилетия расстрела Царской
Семьи.
Именно тогда он сдал оба своих револьвера в Музей Революции - туда, где
хранилась История их нового мира.
Но тотчас последовал ответ: в том же, 1927 году Петр Ермаков сдает тоже
в местный Музей революции свой "маузер".
Из акта бывшего Свердловского областного Музея революции:
"10 декабря 1927 года приняли у товарища П.З.Ермакова револьвер 161474
системы "маузер", которым, по свидетельству П.З.Ермакова, был
расстрелян царь". (ПАСО, ф. 221, оп. 2, д. 842, л. 7.)
И - новый ход Юровского.
Сын чекиста Медведева: "В том же 1927 году Юровский подал в ЦК ВКП(б)
идею издать к 10-летию расстрела Романовых сборник документов и воспоминаний
участников расстрела. (Он предполагал воспоминания нужных ему участников,
то есть Никулина, Стрекотина - тех, кто подтвердил бы его "Историческую
Миссию" - тот выстрел в царя. - Авт.) Но через члена коллегии ОГПУ
Ф.Голощекина был передан устный приказ Сталина: "Ничего не печатать
и вообще помалкивать".
Уже тогда, в 1927 году, Сталин начинал свою борьбу с человеческой памятью:
гибель Царской Семьи воскрешала множество имен, которые должны были быть
навсегда забыты: главный обвинитель на предполагавшемся суде над Романовым
Троцкий, председатель Уралсовета троцкист Белобородов (пусть тогда и раскаявшийся)
и т. д...
Но, как всегда, было две модели: "для них" и "для нас".
Для них - то есть "прогрессивной мировой общественности" - все
оставалось по-прежнему: расстрел кровавого деспота - святая месть народной
революции. Вот почему, когда в Свердловске в 30-х годах появляется журналист
Ричард Холиберден, Петр Ермаков охотно ему рассказывает и о расстреле
Романовых, и о том, как он собственноручно застрелил царя. Мы помним (и
долго будем помнить!), что тогда без разрешения "соответствующих
организаций" встреча с иностранным журналистом была невозможна. Бедный
Холиберден поражен откровенностью Ермакова, но лукавый чекист объясняет
ее раком горла - так сказать, предсмертная исповедь. Ужо смеялся Петр
Захарович, который благополучно здравствовал после того целых 20 лет!
А "рак горла" он позаимствовал у одного своего друга по Уралсовету...
мы еще поговорим об этом друге...
И до последних дней верх-исетский "товарищ Маузер" неутомимо
боролся за первенство. На бесчисленных пионерских кострах июльскими ночами
в очередную годовщину Ипатьевской ночи он с энтузиазмом повествовал...
Из письма А.Л.Карелина (Магнитогорск):
"Я имел возможность видеть и слушать одного из "героев",
участвовавших в расстреле Царской Семьи - П.Ермакова. Это было в 1934
или в 1935 году в пионерском лагере "Ч.Т.З." на озере близ Челябинска.
Мне тогда было 12-13 лет, моя детская память отлично сохранила все услышанное
и увиденное на встрече с Ермаковым у пионерского костра. Его нам представили
как героя... Ему дарили цветы. Боже мой, как нас воспитывали патриотизму!
Я ведь и впрямь смотрел на Ермакова с такой завистью!.. Свою "лекцию"
Ермаков закончил особо торжественными словами: "Я собственноручно
расстрелял царя и его семью..." Затем он перечислял всех по имени
и отчеству членов Царской Семьи и какого-то придворного дядьку... Ермаков
говорил, что основанием для расстрела было личное распоряжение Ленина..."
В тот же вечер у пионерского костра Ермаков рассказал о последних словах
Николая...
Написал Ермаков и свои "Воспоминания"... И к тридцатилетию расстрела
сдал их в Свердловский партархив.
Я много слышал об ермаковских "Воспоминаниях". Естественно,
я их не мог прочесть. Они хранились в спецхране Свердловского партархива.
Хотя из читательских писем я уже знал некоторые цитаты из этих "Воспоминаний".
Все это я добросовестно рассказал Гостю. Он только усмехнулся - понял:
я не умею слушать. И продолжал:
- Ну что ж, и меня занимала эта борьба за право быть цареубийцей... И
вы правы, в 1947 году Ермаков составил "Воспоминания". Но и
до этого - при жизни Юровского - он неоднократно писал... - И тут он открыл
свой "дипломат" и положил передо мной бумаги.
- Не волнуйтесь и не включайте незаметно магнитофон, тем более что вы
не умеете это делать незаметно... Все эти документы я вам оставлю, я их
для вас принес. Прочтите сначала первый...
Я начал читать:
"Из краткой автобиографии П.З.Ермакова.
Уральским Исполнительным Комитетом в конце июня 1918 года я был назначен
начальником охраны дома особого назначения, где содержался бывший царь
Романов и его семья под арестом. 16 июля 1918 года по постановлению Областного
Исполнительного Комитета о расстреле бывшего царя Романова я постановление
привел в исполнение - сам царь, а также и семья была мною расстреляна.
И лично мной самим трупы были сожжены. При захвате белыми Свердловска
остатков трупов царя найти не удалось.
3 августа 1932 года".
Он продолжал:
- Как видите, каждое слово в этих нескольких строчках - хвастливый вымысел.
Казалось бы, Юровскому было легко открыто, раз и навсегда разоблачить
притязания лживого соперника...
Но... с самого начала будто что-то останавливает железного коменданта.
Он избегает прямых столкновений с Ермаковым. Вместо этого январским вечером
1934 года он устраивает публичную лекцию для партактива в Ипатьевском
доме.
Партактив сидит на стульях Ипатьевского дома (среди них - те два стула,
на которых в час убийства сидели Алексей и царица)... Поэт прав - "гвозди
бы делать из этих людей".
- ...Короче, в лекции Юровский подтверждает свою "Записку".
Но что касается притязаний Ермакова, то он как-то очень скромно его урезонивает:
"Надо сказать, что отдельные товарищи, как я слышал, стараются рассказывать,
что они убили Николая. Может быть, и стреляли, это верно..."
Короче, до самой смерти Юровского Ермаков спокойно излагает свои фантастические
бредни. Будто точно знает, что никогда не посмеет Юровский разоблачить
его. Будто между ними стоит какое-то обстоятельство, исключающее столкновение
друг с другом.
И уже после войны, в конце сороковых годов, это меня очень заинтересовало...
Кстати, кроме "Воспоминаний" о расстреле, Ермаков сдает в Свердловский
партархив большую автобиографию... Все это хранится в спецхране, хотя
сейчас, я слышал, появилась идея - опубликовать... - И, усмехнувшись,
добавил: - Но пока они решатся... Короче, я их тоже принес и тоже вам
оставлю...
Что со мной было, когда я их увидел! Наконец, наконец!!! Я мог прочесть
то, за чем столько охотился!
- Эта часть называется "Расстрел бывшего царя". Но учтите, здесь
не все - здесь только до момента, когда из ворот выехал грузовик с трупами...
Окончание я вам отдам позже.
К "Воспоминаниям" Ермакова был подколот отрывок из "Автобиографии":
"На меня выпало большое счастье произвести последний пролетарский
советский суд над человеческим тираном, коронованным самодержцем, который
в свое царствование судил, вешал и расстрелял тысячи людей, за это он
должен был нести ответственность перед народом. Я с честью выполнил перед
народом и страной свой долг, принял участие в расстреле всей царствующей
семьи".
И дальше шли воспоминания Ермакова П.З. о расстреле:
"Итак, екатеринбургский Исполнительный комитет сделал постановление
расстрелять Николая, но почему-то о семье, о их расстреле в постановлении
не говорилось. Когда позвали меня, то сказали: "На твою долю выпало
счастье - расстрелять и схоронить так, чтобы никто и никогда их трупы
не нашел, под личную ответственность, что мы доверяем тебе, как старому
революционеру".
Поручение я принял и сказал, что будет выполнено точно. Подготовил место,
куда везти и как скрыть, учитывая все обстоятельства важности момента
политического.
Когда я доложил Белобородову, что могу выполнить, то он сказал: "Сделай
так, чтобы были все расстреляны, мы это решили". Дальше я в рассуждения
не вступал, стал выполнять так, как это нужно было.
Получил постановление 16 июля в 8 часов вечера, сам прибыл с двумя товарищами
- Медведевым и другим латышом, теперь фамилию не знаю, но который служил
у меня в моем отряде в отделе карательном. Прибыл в 10 часов ровно в дом
особого назначения, вскоре пришла моя машина, малого типа грузовая. В
11 часов было предложено заключенным Романовым и их близким, с ними сидящим,
спуститься в нижний этаж. На предложение сойти книзу были вопросы: для
чего? Я сказал, что вас повезут в центр, здесь вас держать больше нельзя,
угрожает опасность. Как наши вещи, - спросили? Я сказал: Ваши вещи соберем
и выдадим на руки, они согласились. Сошли книзу, где для них были поставлены
стулья вдоль стены.
Хорошо сохранилось в моей памяти: первого фланга сел Николай, Алексей,
Александра, старшая дочь Татьяна, далее доктор Боткин сел, потом фрейлина
и дальше остальные. Когда все успокоилось, тогда я вышел, сказал шоферу:
"Действуй". Он знал, что надо делать, машина загудела, появились
выхлопки. Все это нужно было для того, чтобы заглушить выстрелы, чтобы
не было звука слышно на воле. Все сидящие чего-то ждали. У всех было напряженное
состояние, изредка перекидывались словами. Но Александра несколько слов
сказала не по-русски. Когда все было в порядке, тогда коменданту дома
Юровскому дал в кабинете постановление Областного Исполнительного комитета.
Он усомнился: почему всех? Но я ему сказал: Надо всех, и разговаривать
нам с вами долго нечего, времени мало, пора приступить. Я спустился к
низу совместно с комендантом, надо сказать, что уже заранее было распределено,
кому и как стрелять, я себе взял самого Николая, Александру, дочь, Алексея,
потому что у меня был "маузер", им можно было работать. Остальные
имели наганы. После спуска в нижний этаж мы немного обождали. Потом комендант
предложил всем встать, все встали, но Алексей сидел на стуле. Тогда стал
читать приговор-постановление, где говорилось: по постановлению Исполнительного
комитета - расстрелять. Тогда у Николая вырвалась фраза: Так нас никуда
не повезете? Ждать больше было нельзя, я дал выстрел в него в упор, он
упал сразу, но и остальные также. В это время поднялся между ними плач,
один другому бросились на шею. Затем дали несколько выстрелов - и все
упали. Когда я стал осматривать их состояние - которые были еще живы,
я давал новый выстрел в них. Николай умер с одной пули, жене дано две
и другим также по несколько пуль. При проверке пульса, когда уже были
мертвы, то я дал распоряжение всех вытаскивать через нижний вход в автомобиль
и сложить, так и сделали, всех покрыли брезентом". (Ф. 221, оп. 2,
ед. хр. 774.)
- Я специально дал вам ссылку на архив, чтобы исключить подозрения...
- сказал он, когда я закончил чтение.
Но все-таки я проверил. В то время я уже получил письмо от читательницы
из Свердловска с выписками из ермаковских "Воспоминаний". Их
сделал когда-то ее муж, армейский политработник, которого допустили в
секретный архив. Выписки в точности до забавной орфографии совпадали.
Передо мною были подлинные "Воспоминания" одного из главных
действующих лиц той чудовищной ночи.
- Не правда ли - странные "Воспоминания", - продолжал мой Гость,
- почти каждая деталь - неверна.
Действительно, если "Записка" Юровского и показания остальных
свидетелей совпадали - рассказ Ермакова на удивление отличался множеством
неточных деталей.
Во-первых, он соединяет себя с Юровским, приписывая себе все, что делал
комендант. Но если отбросить этот хвастливый вымысел, то все "Воспоминания"
- это перевранный набор общеизвестных фактов. Как только дело касается
деталей - начинаются ошибки. Машина прибыла не в 10, а в полночь по старому,
то есть - около двух ночи по новому времени. "Маузер" был не
только у Ермакова, но и у Юровского, постановление читал Юровский, стульев
было только два и т. д. ...Единственная, видимо, правдивая деталь - это
история с включенным мотором грузовика. Что же касается последней фразы
Николая, то и она, видимо, очередной вымысел, сам Ермаков в своих рассказах
множество раз менял эту последнюю фразу царя. (Здесь я пересказал моему
странному Гостю историю с по-следней фразой царя, о которой сказал Ермаков
у пионер-ского костра.)
- Ну что ж, "не ведают, что творят" - слова, которые Петр Захарович
действительно вряд ли мог выдумать... При всем своем буйном воображении!
Уж очень он был далек от этих слов... Так что вполне вероятно - это последние
слова Николая, которые вдруг всплыли в ермаковской памяти.
К слову "всплыли" сейчас вернемся... Итак, трудно поверить,
что человек, который принимал активное участие в расстреле, - не запомнил
ни одной правдивой детали и способен лишь перевирать общеизвестные факты...
Такое ощущение, будто его там попросту не было, будто он рассказывает
со слов других... Или будто все это для него как бы в тумане... и появляется
наплывами... Нет-нет, я понимаю, что он там был, но был... - он усмехнулся,
- пьян!
Ну конечно, конечно - он был пьян! Как я раньше не понял! Чтобы распалить
себя, нагнать революционную ярость? Или - нервы? Не выдержал ожидания?
(В ожидании ответа из Москвы задержал Голощекин на пару часов его грузовик.)
Или, что всего вероятней, он был пьян просто потому, что в этот день была
получка и многие стрелки охраны (как Проскуряков и Столов) напились...
Кричащее, яростное зверство Ермакова, докалывавшего в оружейном дыму несчастных
девушек, и было продолжением этого хамского, зверского "был пьян".
И я пересказал Гостю еще одно страшное письмо.
Из письма М.Е.Афанасьева (Москва):
"В 20-х годах мой отец работал инспектором пожарной охраны в Рязанской
губернии в городе Сапожке. Местный священник рассказал ему некоторые подробности
со слов одного из убийц семьи Романовых. Кто был этот умиравший убийца,
он отцу не сказал, а грехи умирающему отпустил. Умиравший сказал, что
руководитель убийства предлагал им изнасиловать великих княжен. Они были
все пьяные, в тот день они получили зарплату. Убивать женщин они не хотели.
"Баб не стреляем! Только мужиков!" Сам этот главный убийца страдал
хроническим алкоголизмом. И был в тот день пьян. Они ему кричали: "Так
революцию не делают"..."
И опять кашляющий смех Гостя:
- Значит, мой давний друг Петр Захарович пообещал девиц? Нет, не расстрельщикам...
тут священник просто не понял - своей лихой братве - верх-исетской дружине
пообещал... И, конечно, умиравший в рязанском городе Сапожек не был из
цареубийц, он был из ермаковского отряда. Ермаковцы только присутствовали
при захоронении трупов, но гордо причисляли себя к убийцам... Я с этим
сталкивался. Ну а что касается самой идеи: пообещать изнасилование перед
расстрелом - это бывало в те годы... об этом написано и у Мельгунова в
"Красном терроре"... кстати, у белых это тоже практиковалось...
здесь ничего нового. Ну а то, что Ермаков был пьян... в этом я никогда
не сомневался. Именно потому Юровский вынужден был поехать "проконтролировать"
погребение трупов... Иначе никогда не посмел бы комендант проверять самого
верх-исетского комиссара Ермакова. Вот почему садится Юровский в грузовик
везти трупы. И Ермаков с пьяной настойчивостью наверняка тоже в погрузке
тел участвовал - ведь это была его работа. Я так понял из бесед с Петром
Захаровичем, что он даже на грузовик влез - руководил погрузкой. Но думаю,
уже не мог слезть, так и остался в кузове с трупами.
Итак, Петр Захарович в ответственнейший момент революционной истории был,
попросту говоря, пьян. Но почему, борясь с ним за честь расстрела, Юровский
ни разу не использовал это обстоятельство... даже не намекнул? Щадил честь
политкаторжанина? Или что-то ему мешало? Я много раз пытался прощупать
самого Ермакова... когда догадываться начал... Но узнать точно ничего
не смог. Я про дорогу говорю...
Я никак не мог приноровиться к его манере разговора.
- Я недолго вычислял, где могло что-то случиться с ними обоими: конечно,
дорога и грузовик с трупами... Вот тогда и стал я его осторожно расспрашивать
про дорогу. А он на самые простые вопросы... Ну, допустим, спрашиваю его:
"Стрелки охраны грузовика в кузове ехали или конными?.." Но
даже на такой обычный вопрос он каждый раз отвечал по-разному: дескать,
ничего не помню, безумный я человек, память пропил... Да, выпить он очень
любил. По пивнушкам народ все забавлял рассказами, как он царя убивал.
Но и в пивнушке, пьяненький, ни слова про дорогу... Но все же раз... раз...
очень он был пьян... Я тогда опять завел свой разговор, а он, как всегда,
нес свое: как он всех убил... И, уже уходя, вдруг спросил: "А ты,
как я погляжу, не веришь, что они все?.." И ухмыльнулся. А потом
добавил: "Все, все погибли!" И вдруг зверем посмотрел.
Перед смертью я его навестил... В мое время в воздухе носилась революционная
идея, чтобы к умирающим вместо священника приходил чекист. В конце концов,
даже атеистам нужно облегчить свою душу. Но кому же рассказывать, как
не учреждению, где положено говорить только правду. Так что в ЧК можно
было бы создать специальный корпус - чекистов-священников. Назвать их
как-нибудь - "правдособиратели"... Вот в должности "правдособирателя"
я побеседовал с Петром Захаровичем... Но - опять ничего!.. Кстати, вы
пытались представить ту дорогу и путь грузовика?
Я изучал этот путь. Его пытался восстановить когда-то следователь Соколов
- по следам, оставленным страшным грузовиком на влажной от грозовых дождей
земле, и по показаниям свидетелей. Но главное - путь царских трупов к
их первой могиле оказался подробно описанным в секретной "Записке"
коменданта Юровского.
И наконец, два энтузиаста из Свердловска, изучавших историю расстрела,
прислали мне карту пути грузовика...
Так соединились все свидетельства... И я увидел...
ГРУЗОВИК С ТРУПАМИ
Открылись ворота Ипатьевского дома, и шофер Сергей Люханов вывел на
улицу грузовик. Было три часа ночи. Грузовик поехал по Вознесенскому проспекту,
потом свернул по Главной улице, у ипподрома выехал за пределы города и
далее направился по дороге на деревню Коптяки.
Пройдя мимо Верх-Исетского завода, грузовик затем пересек железную дорогу
на Пермь и вошел в густой смешанный лес, который тянулся до самых Коптяков.
Верстах в трех к северу от Пермской железной дороги грузовик пересек у
разъезда номер 120 еще одну железнодорожную линию - горнозаводскую.
Все это были дикие места, никаких строений, кроме железнодорожных будок...
Здесь дорога раздвоилась: грузовик свернул к железнодорожному переезду
- к будке номер 184. Тут было топкое болотистое место, и метров за сто
до будки он застрял в трясине. Люханов пытался выбраться. Но перегрелся
мотор. Теперь была нужна вода для мотора и шпалы, чтобы застелить болотце
- и проехать топь. К счастью, рядом был железнодорожный переезд у будки
номер 184.
Люханов вылез из грузовика.
В это время в будке проснулась сторожиха, которую разбудил шум грузовика,
буксовавшего в болотце. В дверь постучали, она открыла, увидела шофера
Люханова и темнеющий в рассветном небе силуэт грузовика.
Шофер сказал, что мотор "согрелся", и попросил у нее воды. Сторожиха
ворчит, и тут Люханов свирепеет: "Вы тут, как господа, спите... а
мы вот всю ночь маемся".
Сторожиха видит в открытую дверь фигуры красноармейцев вокруг грузовика
и вмиг с готовностью начинает наливать воду для мотора... Потом красноармейцы
берут шпалы, сваленные около ее будки, стелят на болотце. И по этому настилу
и прошел через болотце грузовик с трупами. Проехав будку, он вошел в лес
и три версты лесной дорогой шел до урочища "Четыре брата".
В это время у Коптяков на пригорке стояла застава красноармейцев и отправляла
всех жителей обратно в деревню. Другая застава стояла недалеко от будки
номер 184, где жила сторожиха. Они никого не впускали на дорогу. Они,
видимо, и встретили грузовик и повели его по урочищу "Четыре брата".
Юровский: "Проехав Верх-Исетский завод в верстах пяти, наткнулись
на целый табор - человек 25 верховых, в пролетках и т. д. Это были рабочие
(члены исполкома совета), которых приготовил Ермаков. Первое, что они
закричали: "Что ж вы нам их неживыми привезли". Они думали,
что казнь Р[омано]вых будет поручена им".
Кровавая, пьяная толпа поджидала обещанных Ермаковым великих княжон...
И вот не дали поучаствовать в правом деле - порешить девушек, ребенка
и царя-батюшку. И опечалились: "Что ж вы нам их неживыми привезли".
Юровский: "Меж тем... начали перегружать трупы на пролетки, тогда
как нужны были телеги. Это было очень неудобно. Сейчас же начали очищать
карманы - пришлось и тут пригрозить расстрелом...
Тут и обнаружилось, что на Татьяне, Ольге, Анастасии были надеты какие-то
особые корсеты. Решено было раздеть трупы догола, но не здесь, а на месте
погребения".
Но не все трупы заняли место на пролетках. Не хватало хороших телег. Разваливались
телеги. Вот почему продолжает двигаться к шахте грузовик, на нем осталась
часть трупов.
Юровский: "Но выяснилось, что никто не знает, где намеченная для
этого шахта. Светало. Ком[ендант] послал верховых разыскивать место, но
никто ничего не нашел. Выяснилось, что вообще ничего приготовлено не было,
не было лопат и т. д.".
Да, никто не знает, куда везти. Вдруг потеряли место. Правда, очень трудно
поверить, что местные верх-исетские сподвижники Ермакова потеряли то,
что еще вчера так хорошо знали. Но Юровский отгадывает эту дикарскую хитрость:
они надеются, что он устал и уедет, - они хотят остаться наедине с трупами,
они жаждут заглянуть в "особые корсеты".
Юровский терпеливо ждет. Пришлось им отыскать шахту. И вновь двигается
жуткий поезд.
Впереди скачет верный помощник Ермакова, один из командиров ермаковской
братвы, кронштадтский матрос Ваганов. Весь этот район совершенно глухой
и закрыт от коптяковской дороги высоким лесом. Здесь поезд с трупами и
встретил коптяковских крестьян и Ваганов погнал их обратно. Уже поднялось
солнце, когда они подъехали к первому повороту с дороги - к безымянной
шахте, выбранной Ермаковым и Юровским. И вот здесь провалился грузовик.
Юровский: "Т. к. машина застряла между двух деревьев, то ее бросили
и двинулись поездом на пролетках, закрыв трупы сукном. Увезли от Екатеринбурга
на шестнадцать с половиной верст и остановились в полутора верстах от
деревни Коптяки. Это было в шесть - семь утра".
Грузовик провалился в одну из ям, служивших когда-то для выборки руды.
Яма эта прижимала дорогу к большим деревьям, и Люханов не рассчитал и
сорвался.
До выбранной шахты оставалось 200 шагов. Пока одни красноармейцы вытаскивают
грузовик, другие начали делать носилки - из молодых сосенок и кусков брезента,
которым были покрыты трупы. (Обломанные, обструганные ветки вдоль дороги
и обнаружило белогвардейское следствие.)
Теперь трупы - на телегах и на носилках двинулись к шахте.
Юровский: "В лесу отыскали заброшенную старательскую шахту (добывали
когда-то золото) глубиной три аршина с половиной. В шахте было на аршин
воды..."
Около шахты трупы сложили на ровную глиняную площадку.
Юровский: "Комендант распорядился раздеть трупы и разложить костры,
чтоб все сжечь. Кругом были расставлены верховые, чтоб отгонять всех проезжающих.
Когда начали раздевать одну из девиц, увидели корсет, местами разорванный
пулями, и в отверстия видны были бриллианты. У публики явно разгорелись
глаза... Ком[ендант] решил сейчас же распустить всю артель, оставив на
охране нескольких человек часовых и пять человек команды. Остальные разъ-ехались".
У шахты, на размокшей от дождей глиняной площадке, лежала Царская Семья,
слуги, доктор Боткин.
Уже поднялось солнце, когда трупы раздели и сняли с них те самые корсеты
с зашитыми бриллиантами, которые так долго спасали несчастных девушек.
И жемчужный пояс, который не спас императрицу...
Юровский: "Команда приступила к раздеванию и сжиганию. На А.Ф. оказался
целый жемчужный пояс, сделанный из нескольких ожерелий, зашитых в полотно...
Бриллианты тут же переписывались, их набралось около полупуда..."
Одежду сожгли тут же на костре. Голые люди на голой земле лежали у шахты.
И, как удавки, на обнаженных телах девушек - шнурки...
Юровский: "На шее у каждой из девиц оказался портрет Распутина с
текстом его молитвы, зашитой в ладанки". "Святой черт"
был с ними и после смерти.
Из рапорта колчаковскому министерству юстиции:
"От прокурора Казанской судебной палаты Н. Миролюбова...
По свидетельству Кухтенкова, он после освобождения от военной службы принял
должность завхоза рабочего клуба... Числа 18-19 июля, часа в 4 утра в
этот клуб пришли председатель Верх-Исетского исполкома Совета Сергей Малышкин,
военный комиссар Ермаков и видные члены партии большевиков, Александр
Костоусов, Василий Леватных, Николай Партин, Сергей Кривцов.
Здесь, в клубе, названные лица таинственно совещались... Вопросы предлагал
Кривцов, а объяснения давали Леватных и Партин. Так, Леватных сказал:
"Когда мы пришли, они были еще теплые. Я сам щупал царицу, и она
была теплая... Теперь и умереть не грешно, щупал у царицы... (в документе
последняя фраза зачеркнута чернилами. - Авт.). Затем следовали вопросы:
как были одеты убитые, красивы ли они?.. Про одежду Партин сказал, что
они все были в штатском платье, что в одежде были зашиты разные драгоценности,
что красивых среди них нет: "У мертвых красоту не узнаешь".
Наконец их прикрыли брезентом. И стали решать. Решили: одежды сжечь, трупы
сбросить в безымянную шахту - на дно.
Юровский: "Сложив все ценное в сумки, остальное найденное на трупах
сожгли, а сами трупы опустили в шахту. При этом кое-что из ценных вещей
(чья-то брошь, вставная челюсть Боткина. - Авт.) было обронено..."
Бриллиантов и жемчуга собралось очень много, и за мелочью уже не следили.
Устали.
Юровский: "Это (царские драгоценности. - Авт.) было похоронено на
Алапаевском заводе в одном из до-миков в подполье. В 19-м году откопано
и привезено в Москву".
Трупы лежали под водой.
Комендант позавтракал на пеньке яйцами. Теми самыми - для мальчика. Когда
Юровский поел, он придумал: надо бросить в шахту несколько гранат...
Юровский: "При попытке завалить шахту при помощи ручных гранат, очевидно,
трупы были повреждены и от них оторваны некоторые части - этим комендант
объясняет нахождение на этом месте белыми (к[отор]ые потом его открыли)
оторванного пальца и т. д.".
После чего Ермаков с товарищами поехали в Верх-Исетск, а Юровский позаботился,
чтобы драгоценности отправились в Алапаевск. Этой ночью в Алапаевске должны
были быть "ликвидированы" Элла и ее товарищи по заключению.
Так в тайнике - в подполе безымянного алапаевского дома соединятся все
драгоценности, снятые с убитых "уральских Романовых"...
Юровский: "Кончив операцию и оставив охрану, комендант часам к 10-11
утра (уже 17 июля) поехал с докладом в Уралисполком, где нашел Сафарова
и Белобородова. Комендант рассказал, что найдено, и выразил сожаление,
что ему не позволили в свое время произвести у Р[оманов]ых обыск".
На самом деле в Совете Юровский получил жестокий удар, который он скрыл
в своей "Записке".
Сын чекиста Медведева: "Утром отец пришел на базар - и от местных
торговок услышал подробный рассказ, где и как спрятали трупы Царской Семьи.
Такова истинная причина, почему состоялось второе захоронение трупов".
Не удержала языка за зубами ермаковская братва.
Теперь надо было все начинать сначала. Заново искать, думать, где спрятать
трупы. Времени уже не было - белые были на пороге.
Юровский: "Комендант узнал от Чуцкаева (председателя горисполкома),
что на девятой версте по московскому тракту имеются очень глубокие шахты,
подходящие для погребения Романовых... Комендант отправился туда, но до
места не сразу доехал из-за поломки машины. Добрался до шахт уже пешком.
Нашел действительно три шахты очень глубоких, заполненных водою, где и
решил утопить трупы, привязав к ним камни. Так как там были сторожа, являвшиеся
неудобными свидетелями, то решено было, что одновременно с грузовиком,
который привезет трупы, придет автомобиль с чекистами, которые под предлогом
обыска арестуют всю публику. Обратно коменданту пришлось добираться на
случайно захваченной по дороге паре... На случай, если не удался бы план
с шахтами, решено было трупы сжечь и похоронить в глинистых ямах, наполненных
водой, предварительно обезобразив трупы до неузнаваемости серной кислотой.
Вернувшись, наконец, в город уже к восьми часам вечера (17 июля) - начали
добывать все необходимое - керосин, серную кислоту. Телеги с лошадьми
без кучеров были взяты из тюрьмы...
Отправились только в двенадцать с половиной ночью с 17-го на 18-е. Чтобы
изолировать шахты на время операции, объявили в деревне Коптяки, что в
лесу скрываются чехи, лес будут обыскивать, чтобы никто из деревни не
выезжал ни под каким видом. Было приказано, если кто ворвется в район
оцепления, расстрелять на месте".
Захватить пару лошадей у случайно встретившегося крестьянина, пристрелить
ненароком зашедшего в зону охра-нения обывателя - и все во имя светлого
будущего.
ТАЙНАЯ МОГИЛА
В полночь комендант возвращается к шахте...
Сын чекиста Медведева: "Светили факелами. Ваганов, матрос, влез в
шахту и стоял внизу во тьме - в ледяной воде. Вода была по грудь. Спустили
веревки. Он привязывал трупы и подавал наверх".
И опять комендант увидел в свете факелов всю Царскую Семью...
Юровский: "Меж тем рассвело (это был третий день, 18-го). Возникла
мысль: часть трупов похоронить тут же у шахты. Стали копать яму, почти
выкопали, но тут к Ермакову подъехал его знакомый крестьянин, и выяснилось,
что он мог видеть яму. Пришлось бросить дело, решено было везти трупы
на глубокие шахты".
И вновь тронулись трупы. Сначала на телегах, потом на грузовике. И вместе
с ними Юровский. Третьи сутки он - рядом с мертвецами, "эвакуируя
семью в надежное место".
Юровский: "Т. к. телеги оказались непрочными, разваливались, комендант
отправился в город за машинами - грузовик и две легких для чекистов. Смогли
отправиться в путь только в девять вечера, пересекли линию ж. д. в полуверсте,
перегрузили трупы на грузовик. Ехали с трудом, вымащая опасные места шпалами,
и все-таки застревали несколько раз. Около четырех с половиной утра 19-го
машина застряла окончательно. Оставалось, не доезжая шахт, хоронить или
жечь... последнее обещал на себя взять один товарищ, фамилию комендант
забыл, но он уехал, не исполнив обещания.
Хотели сжечь А[лексе]я и А.Ф., по ошибке вместо последней сожгли фрейлину.
Потом похоронили тут же под костром останки и снова разложили костер,
чтоб совершенно закрыть следы копанья. Тем временем вырыли братскую могилу
для остальных. Часам к семи утра яма аршина в два с половиной глубины
и три с половиной в квадрате была готова. Трупы сложили в яму, облив лица
и вообще все тела серной кислотой, как для неузнаваемости, так и для того,
чтобы предотвратить смрад от разложения (яма была неглубока). Забросав
землей и хворостом, сверху наложили шпалы и несколько раз проехали - следов
ямы и здесь не осталось. Секрет был сохранен вполне - этого места погребения
белые не нашли".
В конце своей "Записки" Юровский сделал приписку, где указал
место этой тайной могилы:
"Коптяки, в 18 в[ерстах] от Екатеринбурга к Северо-западу. Линия
ж[елезной] д[ороги] проходит на девятой версте между Коптяками и Верхне-Исетским
заводом. От места пересечения ж. д. погребены саж[енях] в 100 ближе к
Исетскому заводу".
БЫЛА ЛИ ЭТА МОГИЛА?
Гость усмехнулся:
- Вы рассказали историю захоронения так, как описал в "Записке"
Юровский. Но... ведь был еще один, и не менее важный, свидетель - мой
друг Петр Захарович...
И он ведь тоже описал, как происходило захоронение... Так что существует
два описания... Правда, в пятидесятых годах на Западе появилось еще одно
описание очевидца...
- Вы говорите о брошюре Иоганна Мейера?
- Совершенно справедливо. Это фальшивка, где действуют мифические, никогда
не существовавшие люди... Так что рукопись Петра Захаровича - один из
двух существующих достоверных документов, принадлежавших перу подлинных
участников. Причем не просто участников - распорядителей этого страшного
захоронения, если можно назвать "захоронением" ужас, которым
они занимались.
После этой тирады Гость опять открыл свой дипломат, и я получил старательно
переписанное от руки окончание "Воспоминаний" Ермакова. Вот
оно:
"Когда эта операция была окончена, около часа ночи с 16-го на 17
июля 1918 года, автомобиль с трупами направился в лес через Верх-Исетск
по направлению дороги в Коптяки, где мною было выбрано место для зарытия
трупов.
Но я заранее учел момент, что зарывать не следует, ибо я не один, а со
мной еще есть товарищи. Я вообще мало кому мог доверять это дело, и тем
паче, что я отвечал за все, что я заранее решил их сжечь. Для этого приготовил
серную кислоту и керосин, все было усмотрено. Но не давая никому намека
сразу, то я сказал: мы их спустим в шахту, и так решили. Тогда я велел
всех раздеть, чтобы одежду сжечь, и так было сделано. Когда стали снимать
с них платья, то у "самой" и дочерей были найдены медальоны,
в которых вставлена голова Распутина. Дальше под платьями на теле были
особо приспособленные лифчики двойные, подложена внутри материала вата
и где были уложены драгоценные камни и прострочены. Это было у самой и
четырех дочерей. Все это было штуками передано члену Уралсовета Юровскому.
Что там было я вообще не поинтересовался на месте, ибо было некогда. Одежду
тут же сжег. А трупы отнесли около 50 метров и спустили в шахту. Она не
была глубокая, около 6 саженей, ибо все эти шахты я хорошо знаю. Для того,
чтобы можно было вытащить для дальнейшей операции с ними. Все это я проделал,
чтобы скрыть следы от своих лишних присутствующих товарищей. Когда все
это было окончено, то уж был рассвет, около 4 часов утра. Это место находилось
совсем в стороне дороги, около 3 верст.
Когда все уехали, то я остался в лесу, об этом никто не знал. С 17-го
на 18 июля я снова прибыл в лес, привез веревку, меня спустили в шахту,
я стал каждого по отдельности привязывать (то есть трупы привязывать),
по двое ребят вытаскивали (эти трупы). Когда всех вытащили,тогда я велел
класть на двуколку, отвезли от шахты в сторону, разложили на три группы
дрова, облили керосином, а самих (то есть трупы) серной кислотой. Трупы
горели до пепла и пепел был зарыт. Все это происходило в 12 часов ночи
17-го на 18 июля 1918 года. После всего 18-го я доложил. На этом заканчивая
все. 29.10.47 г. Ермаков".
Я спросил его:
- Могу ли я опубликовать это?
Гость как-то равнодушно пожал плечами:
- Мне все равно. Я стар... скоро, скоро я увижусь с ними... так что перед
уходом с удовольствием все вам оставляю. (Эти хранившиеся тогда в спецхране
"Воспоминания" Ермакова были вскоре опубликованы мною все в
том же "Огоньке".)
- Опасной вы темой занялись, - продолжал он, - съест она вашу жизнь, как
мою съела... Однако к делу... Я разочарован вашим вопросом. Я на вашем
месте заинтересовался бы совсем другим... Опуская обычное хвастовство
Петра Захаровича, когда он привычно приписывает себе все, что делали другие,
- обратите внимание на главное: по Ермакову, никакого второго погребения
не было - трупы сожгли недалеко от Коптяков... Здесь у него совершенное
разночтение с Юровским, причем в важнейшем факте - существует ли могила.
И здесь Ермаков повторяет то, к чему пришел Соколов: могилы не существует
- тела Семьи исчезли в пламени костра... Грешным делом, я подумал: а может,
Петра Захаровича за пьянство просто не взяли на второе захоронение? Нет,
Юровский, рассказывая про события 18 июля, ясно пишет в "Записке":
"Тут к Ермакову подъехал его знакомый крестьянин". Значит, присутствовал
Ермаков и видел все до конца. Тогда что же?.. Вот почему я его все пытал,
а он в ответ одно и то же: "Сожгли трупы".
Вот почему и возникла моя встреча с третьим.
"ХАРОН"
В 1943 году, когда я его впервые увидел, - третий жил в Перми, тогда
это был город Молотов... Я так его и называл: "товарищ Харон".
Но он не смеялся. Даже когда объяснил ему, что Харон - это перевозчик
в царство смерти у греков. Он никогда не смеялся и никогда не говорил
на интересующую нас тему. Я увидел его в 1953-м, незадолго до смерти.
Он был сухонький старичок, мал росточком, нос тонкий, хищный, волосики
реденькие, в жалкой ушаночке и истертом зимнем пальтишке ходил наш Харон...
В ужасной хибаре, в крохотной комнатушке жили бывший водитель грузовика
с царскими трупами, а за занавеской - его младший сын с женой. Хибара
эта находилась на улице 25 Октября... Там он и умер... На улице имени
своей Революции в грязном бараке умер этот старый большевик...
Вы уже поняли, о ком я собираюсь рассказать? Сергей Иванович Люханов -
третий свидетель той ужасной дороги... Биография у него прелюбопытная...
В отличие от всех цареубийц он никогда не упоминал о своем участии в великой
пролетарской миссии цареубийства, не боролся ни за какие выгоды. Более
того, его сын мне рассказал, что он никогда не упоминал, что был в Екатеринбурге
в 1918 году. И вообще, за все наши встречи он мне так ничего и не рассказал.
Ох как трудно было говорить с этим молчальником. Помню, я в ресторан его
позвал, он весь вечер просидел молча, потом взял счет, который я оплачивал,
и сказал: "Жаль, я мог бы жить на это целый месяц..." И ушел.
Все, что я узнал о нем, узнал от младшего сына... Алексеем сына звали,
как наследника - вот он мне и рассказал о папаше. Оказывается, дожив до
80 лет, его отец не получал даже пенсии - сын объяснил, что, дескать,
Сергей Иванович не знал. Странно. Большевик с 1907 года не знает, что
в стране победившего социализма старикам положена пенсия... Много в его
жизни было странного. К примеру, эти постоянные переезды из города в город.
Сразу же после расстрела он покидает Екатеринбург вместе с отступающими
большевиками. Но после возвращения в Екатеринбург Советской власти Сергей
Иванович в город не возвращается. Он уезжает в город Осу, но вскоре покидает
и этот город. И дальше частая смена мест, он будто мечется по Уралу -
меняет места... только немного освоится с местом и, глядь, от выгодной
должности отказывается - и в путь! Он будто чего-то боится. Но самое интересное
- его взаимоотношения с женой Августой.
Августа - учительница, родная сестра бывшего коменданта Ипатьевского дома
Авдеева, - она в 1918 году вступает в партию. Кстати... на кладбище лежит
она не под крестом, а под звездой - одной из первых на екатеринбургском
кладбище... И вот эта "идейная и атеистка" вскоре после расстрела
уходит от Люханова. Она возвращается в Екатеринбург, где в 1921 году умирает
от тифа в партийной должности управляющей детскими домами. Перед смертью
она прощает мужа, - так мне рассказал его сын Алексей.
Итак, наш Харон сделал нечто такое, отчего она ушла с четырьмя детьми!
И за что пришлось ей прощать его перед смертью? (Причем "страстная
любовь к другой" исключается - только через два года он женится в
следующий раз.) Нет, здесь было что-то иное, чего не выдержала "идейная"
сестра бывшего коменданта Ипатьевского дома Авдеева... И, видно, боясь
того, что сделал, Люханов и метался по стране. А потом так затаился, что
боялся даже получать пенсию... Я видел его фотографию 1918 года - барин...
И последнюю - жалкий нищий старик.
СЕКРЕТ ДВОИХ
- Но хватит недомолвок, - усмехнулся Гость. - Я расскажу вам то, что,
по-моему, подчеркиваю - по-моему, случилось...
Это могло произойти только в одном месте, когда грузовик подъехал к железнодорожной
будке номер 184, где спала сторожиха. Подъехал и застрял. Где-то недалеко
от этой будки (так написал Юровский) их должна была ждать застава из ермаковских
людей. К тому времени Ермаков должен был спать пьяным сном - развезло
его на тряской дороге... Юровский будит его... и они идут разыскивать
ермаковский отряд. В это время шофер Люханов направляется в будку будить
сторожиху - просить воду для перегревшегося мотора.
Остается застрявший грузовик и сопровождающие красноармейцы. Сколько их?
Скажем уклончиво - трое или четверо. И полутьма рассвета.
Вы обстановку представляете?.. Белые город должны взять. С Советской властью,
казалось, навсегда будет покончено. Офицеры за Царскую Семью вешать будут.
Так что в грузовичке ехать им непросто было. Все-таки под брезентом убитая
Царская Семья лежит... И вот пока Ермаков спал мертвецки пьяным сном,
они, видимо, и услышали... эти стоны из-под брезента...
Надеюсь, вы знаете, что после расстрела некоторые из Романовых оказались
живы и их пришлось достреливать и докалывать. Но добили тех, кто был в
сознании... легко вообразить, что кто-то ... допустим, двое... были только
ранены и были без сознания. И сознание вернулось к ним в этом жутком грузовике...
Что было дальше? Когда осовевший от пьяного сна Ермаков удалился с Юровским
в лес искать своих людей, а Люханов отправился будить сторожиху - вот
тогда-то и могло случиться.
У оставшихся у грузовика красноармейцев появился шанс... Участие в страшном
деле обрекало их на смерть, а тут - спасти кого-то из Семьи!.. Сговорились
ли они, когда стоны услышали? Или поняли друг друга без слов?.. Как они
стащили двоих недостреленных с грузовика? Как отнесли их в лес... кругом
был глухой лес... Видел ли это Люханов из окна будки? Или не видел, продолжая
браниться со сторожихой?.. Все это я могу только предполагать. Как и дальнейшее:
сбежали сразу эти красноармейцы? Скорее, нет. Подозрительно было бы. Вероятно,
вернулись к грузовику и начали стелить шпалы на болотце. А потом явились
Ермаков и Юровский: нашли они ермаковских людей.
Что было дальше с красноармейцами? Сумели ли они сбежать по дороге к шахтам?..
И вернуться в лес к спасенным? Умерли ли спасенные сразу - там же, в лесу?
Или действительно удалось кому-то выжить и те звезды, которые, очнувшись
в телеге, увидела та, которая звала себя Анастасией, - были звезды той
невозможной ночи?.. И что сказал Юровский Ермакову, когда, перегружая
тела с грузовика на телеги, он обнаружил, что нету двух мертвецов. И ужас
Ермакова, сразу протрезвевшего! Но у них уже не было времени искать исчезнувших
двух мертвецов. Белые стояли на пороге. Надо было довершать сделанное
- уничтожать оставшиеся трупы... А Люханов? Он - в кабине, он вроде ничего
не видел... Он ни при чем... И люди Ермакова, которые были весело-пьяны
и, конечно, ничего не заметили... почти всех их сразу отослали, как пишет
Юровский. Только самых верных оставили... Такова была общая тайна двух
претендентов на "честь расстрела...". Так вдвоем они укрыли
"недостачу" двух трупов. Только вот фотоаппаратом Юровскому
не удалось воспользоваться - двух трупов не хватало - он ведь съемкой
наверняка мечтал "ликвидацию" завершить!
- Съемкой?!
- А как же, он ведь был фотограф. Как он мог не запечатлеть "величайший
исторический момент"?! Он ради этого момента, можно сказать, жил.
Тем более что в комендантской у него лежал конфискованный фотоаппарат,
принадлежавший Александре Федоровне! Царским аппаратом снять расстрелянную
Царскую Семью...
И то, что он фотоаппаратом не воспользовался, - еще одна улика...
- Но почему вы все время говорите о двоих?
- Читайте внимательно опубликованную вами же "Записку" Юровского.
Он там пишет - на трех дочерях были "бриллиантовые лифы"...
А четвертая что ж? Почему на четвертой не было? - Гость засмеялся. - Не
хватило? Или история с Алексеем? Ведь с двух шагов в него стреляли, а
застрелить не могли. Вряд ли так уж разнервничался чекист Никулин, что
с двух шагов попасть не мог. Значит, и на Алексее - "бриллиантовая
защита" была и спасла его. Он тоже был "бронированный".
В этом причина "странной живучести"! Но ничего не пишет об этом
Юровский... Почему? Потому что Алексея не раздели! Если б его раздели,
то наверняка тоже нашли бы ладанку Распутина! Не могла царица сына без
ладанки его спасителя оставить. А Юровский пишет только о ладанках на
царских дочерях. Значит, точно не раздели... может, Бога побоялись? Смешно,
да? Но тогда почему?
А вот вам и ответ - он в конце "Записки" Юровского. Сжигают
только двоих: Алексея и некую особу женского пола. Почему двоих? И почему
остальных не сжигают? Или: если остальных не сжигают, то почему именно
этих двоих сжигают? И почему не сжигают Николая? Ведь это сделать куда
важнее!
Он снова засмеялся.
- А все потому же: двух трупов не хватало: мальчика и девушки... И бриллиантов,
которые на них были, тоже не хватало. Вот почему Юровский придумал написать,
что двоих сожгли - мальчика и особу женского пола. Итак, кто была эта
особа женского пола?.. Демидова, как пишет Юровский? Но они могли перепутать
в безумии той ночи. И, может, та якобы сожженная женщина была не Демидова?
Во всяком случае, после появления Анастасии в Берлине в Екатеринбурге
появляются подозрительные показания друга Ермакова - Сухорукова... В этих
показаниях он тоже утверждает, что видел, как сожгли два трупа - Алексея
и... Анастасии! Уже не Демидовой, как написал Юровский, а Анастасии!..
А Люханов, конечно, видел, как двоих с грузовика сняли... И задержался
- переругивался со сторожихой, чтоб их унести успели. У него ведь сынишку
младшего Алексеем звали тоже... Сын сказал, что он любил повторять: "Бог
все может"... Жене, видно, потом он все рассказал... Долго молчал
и не выдержал - рассказал... Но сестра коменданта Авдеева не смогла его
понять! Она была человек идеи. Как Юровский, как все они... Максимум,
что она смогла, не донести на отца четверых своих детей. Но жить с ним
- не могла. Так он потерял идейную Августу... Но, видимо, страдание в
смертный час что-то ей приоткрыло. И она его простила...
Помолчали. Я сказал:
- Но в белогвардейском следствии кто-то рассказывает со слов кого-то из
ермаковских людей, будто видел у шахты труп Алексея?
- Вот именно: кто-то рассказывает со слов кого-то...
Перед его уходом я показал ему письмо из Челябинска:
"Я лично знал тов. Ермакова и неоднократно слышал от него, что трупы
были сожжены, причем он лично принял участие в этой акции, "чтобы
они не стали предметом фальшивого поклонения".
- Возможно, - сказал Гость, - мысль о двух недостающих трупах в могиле
не давала ему покоя. И он распространял слухи, что никакой могилы вообще
не существует, что все Романовы сожжены... Хотя, как работник органов,
которым все дозволено, он смог сделать и это: вскрыть могилу и организовать
сожжение. Объяснить это было ему легко: чтобы могила Романовых и впоследствии
не могла стать местом "фальшивого поклонения" и чтобы не осквернять
прахом тирана землю Революции. Это было тогда принято: например, труп
расстрелянной Каплан сожгли в бочке... Короче, только вскрытие могилы
может ответить на все эти вопросы.
Кстати, тревожился и Юровский - видимо, слухи об Анастасии заставили его
действовать. Именно в 1920 году, когда появилась в Берлине эта загадочная
"чудом спасшаяся", он передает историку Покровскому свою "Записку",
смысл которой - "погибли все"...
- Неужели вы... при ваших, видимо, больших возможностях не пытались проверить
и вскрыть могилу, указанную Юровским? И открыть загадку?.. Ведь вы знали,
где она?..
Он усмехнулся, потом сказал:
- Пытался я или нет, но это ужасное место, поверьте... и прежде туда должен
прийти священник... Как всех тянет эта могила!.. В 1928 году Маяковский
приехал в Свердловск и тотчас захотел увидеть могилу Царской Семьи. Тогда
председателем Уралсовета был некто Парамонов... его, конечно, потом репрессировали,
но редкий случай: не расстреляли, и он после реабилитации вернулся живым...
Он рассказывал мне, как возил Маяковского... Это был его любимый рассказ
- как он искал на "месте сожжения" памятные зарубки на березе...
В тот день, когда он привез Маяковского, был сильный мороз, деревья заиндевели,
и он долго искал их, но все же нашел зарубки. Так что учтите - в 1928
году глава тогдашнего Урала называл могилу "местом сожжения трупов"...
(Кстати, насчет зарубок на березах и Парамонове - все подтвердилось потом
в полученном мною письме. - Авт.)
Из письма литературоведа И.А.Шерсток (Фрунзе):
"Когда я работал над кандидатской диссертацией о Маяковском, Парамонов
рассказал мне, как у него дважды был Маяковский и как они ездили к месту
последнего пристанища последнего русского императора... Парамонов говорил,
что в стихотворении "Император" о царской могиле Маяковский
допустил ошибку, утверждая, что император зарыт "под кедром".
Он зарыт у трех берез. Я спросил его, а где это место? Он ответил, что
осталось два человека, которые его знают: он, Парамонов, и еще один человек,
которого он не назвал. Запомнилась мне фраза Парамонова: "Никому
это знать не положено, - и добавил: - Чтобы не было шествий к нему..."
Уже уходя, мой Гость сказал:
- Вся наша история - будто полемика с Достоевским. Начиная с вопроса Алеше
Карамазову: "Если для возведения здания счастливого человечества
необходимо замучать всего лишь ребеночка, согласишься ли на слезе его
основать это здание?"... Одному Алеше задали вопрос и при помощи
другого убиенного Алеши ответили... - Он помолчал. - Но одно все-таки
ясно: он к нам возвращается.
Я переспросил.
- Я говорю о Государе-императоре. Впрочем, это банальная история... Когда
убивали Семью, эти глупцы уже предвосхитили его возвращение... "В
моем конце мое начало" - эти слова когда-то вышила его родственница
Мария Стюарт...
Кстати, после того как этой родственнице отрубили голову и понесли вон
обезглавленное тело, ее широкое платье зашевелилось, и оттуда с лаем выскочила
крохотная собачонка. И вот точно такая же собачонка - той же самой породы
- через несколько столетий окажется спрятанной, и так же во время убийства,
в рукаве потомицы Марии Стюарт - великой княжны. Все, все возвращается...
"В моем конце мое начало"... Жертвоприношение...
Он это знал, последний царь?..
Конечно, я попытался проверить рассказ Гостя... Удалось отыскать в Перми
уже престарелого сына Сергея Люханова - того самого Алексея, тезку наследника...
В тесной, убогой комнатушке, где жил и умер шофер страшного грузовика,
со слов Алексея была записана биография его отца. Вот она.
"Мой отец, Сергей Иванович Люханов, родился в 1875 году в Челябинской
области, в крестьянской семье. Образование 4 класса. С 1894 года работал
на мельнице братьев Степановых. В 1900 году переехал в Челябинск, где
работал до 1916 года в товариществе "Братья Покровские" - заведующим
электрической телефонной станцией... Работал он и личным шофером Покровских
и бывал с ними в Петербурге. В 1899 году он женился на Августе Дмитриевне
Авдеевой (она была его на 4 года моложе, закончила гимназию и работала
учительницей).
В 1900 году родился старший сын Валентин, который вместе с отцом служил
в охране Ипатьевского дома. Потом Владимир, Алексей (в 1910 году) и дочь
Антонина. В 1907 году отец вступил в партию большевиков. Летом 1916 года
он устроился работать на фабрику братьев Злоказовых машинистом. Позже
туда из Челябинска приехал брат Августы - Александр Авдеев, будущий комендант
Ипатьевского дома. Люханов устроил его на фабрику помощником машиниста,
делал за него всю работу, так как сам Авдеев делать ничего не умел.
О екатеринбургском периоде жизни отец никогда не вспоминал и не рассказывал".
После сдачи Екатеринбурга, в 1918 году, Люхановы уехали в город Оса Пермской
области, где Сергей Иванович устроился работать на электростанцию.
"Вскоре моя мать с ним из-за чего-то расходится. В 1921 году, со
всеми детьми, она возвращается в Екатеринбург и работает там заведующей
детскими домами. 23 марта 1924 года она умирает от тифа. Умирая, она попросила
передать Сержу (так она называла отца), что она была неправа. Старший
сын ее просьбу не выполнил, и только незадолго перед смертью Сергей Иванович
узнал от меня о по-следних словах матери. Переданное его очень взволновало,
и он очень был расстроен, что узнал об этом только в конце жизни.
Августа Дмитриевна похоронена в Свердловске на Михайловском кладбище.
После смерти матери я был отдан в детский дом, а сестру Антонину забрал
в Москву дядя - Авдеев.
С 1918-го по 1926 год отец работает в городе Оса. Был заведующим электростанцией.
В 1923 году он женился второй раз на немке, учительнице немецкого языка
Галине Карловне (умерла в 1928 году). С 1926 по 1939 год отец много раз
переезжал - работал по разным городам Урала, но всюду работал механиком.
Наконец в 1939 году перебрался в город Молотов, во время войны работал
там на заводе имени Сталина (сейчас завод имени Свердлова). После войны
и до 1952 года работал слесарем в инфекционной больнице города Перми.
Работал много и безотказно, постоянно чинил всякую домашнюю утварь работникам
больницы. (Больше рубля за работу никогда не брал). Работал до 80 лет
и не подозревал, что ему полагается пенсия. Был очень молчалив, говорил
редко. С 1944 года жил вместе со мной и моей второй женой в комнате на
улице имени 25 Октября, дом 30. Умер в 1954 году и похоронен на старом
кладбище в городе Перми".
Все это было почти дословным повторением того, что уже рассказывал мой
Гость. На расспросы о Госте Алексей отвечал смутно: "Вроде кто-то
приезжал... Точно не пом-ню!"
Вот все, что смог рассказать восьмидесятилетний Алексей Люханов. На прощание
отдал все оставшиеся у него документы отца. Среди них "Удостоверение",
выданное Сергею Люханову "товариществом братьев Покровских"
в 1899 году, украшенное царской медалью с профилем того, чей труп вез
он на своем грузовике. И фотокарточки отца. Одна из них, последняя, где
бывший шофер грузовика - маленький, жалкий старичок.
Больше моего Гостя я никогда не видел, но часто думаю о нем. И о том,
что он мне рассказал... Слишком увлекательно все это... Как правило, правда
так скучна...
Хотя иногда мне кажется, что Гость знал много больше, чем мне рассказывал...
И тогда я вспоминаю шекспировское: "Есть многое на свете, друг Горацио,
чего не снилось нашим мудрецам".
Во всяком случае, я вспомнил своего странного Гостя, когда получил одно
письмо. Писала врач-психиатр Д.Кауфман (Петрозаводск):
"Речь пойдет о человеке, который некоторое время находился на лечении
в психиатрической больнице г. Петрозаводска, где я работала ординатором
с сентября 1946 года по октябрь 1949 года после окончания Второго Ленинградского
мединститута, ныне санитарно-гигиенический институт... Контингент наших
больных состоял как из гражданских лиц, так и из заключенных, которых
нам присылали в эти годы для лечения или для прохождения судебно-психиатрической
экспертизы...
В 1947 или 1948-м году в зимнее время к нам поступил очередной больной
из заключенных. У него было состояние острого психоза по типу истерической
психогенной реакции. Сознание его было неясным, он не ориентировался в
обстановке, не понимал, где находится... Размахивал руками, порывался
бежать... В бессвязных высказываниях наряду с массой других выразительных
восклицаний два или три раза промелькнула фамилия Белобородова, на которую
мы вначале не обратили внимания, так как она нам ни о чем не говорила.
Из сопроводительных документов... стало известно, что в лагере он находится
уже давно, что состояние психоза у него развилось внезапно, когда он пытался
защитить женщину (заключенную) от побоев охранника. Его связали и, естественно,
"обработали". Хотя видимых телесных повреждений при поступлении
в больницу, насколько помню, у него не было отмечено. В документах его
был указан его год рождения 1904-й, что же касается его имени и фамилии,
я их не могу вспомнить точно. Варианты, которые я припоминаю, следующие:
Филиппов Семен Григорьевич, или Семенов Филипп Григорьевич. Через один
- три дня, как это обычно бывает в таких случаях, проявление острого психоза
полностью исчезло. Больной стал спокоен, вполне контактен. Ясное сознание
и правильное поведение сохранялось впоследствии в течение всего срока
его пребывания в психбольнице. Внешность, насколько сумею передать, у
него была такая: человек довольно высокого роста, полноватый, плечи покатые,
сутуловат... Лицо удлиненное, бледное, глаза голубые или серые, слегка
выпуклые, лоб высокий, переходящий в лысину, остатки волос каштановые
с проседью..."
(Далее она рассказывает, как больной стал откровенен с нею.)
"Итак, нам стало известно, что он был наследником короны, что во
время поспешного расстрела в Екатеринбурге отец его обнял и прижал лицом
к себе, чтобы он не видел наведенных на него стволов. По-моему, он даже
не успел осознать, что происходит нечто страшное, поскольку команды о
расстреле прозвучали неожиданно, а чтения приговора он не слышал. Он запомнил
только фамилию Белобородова...
Прозвучали выстрелы, он был ранен в ягодицу, потерял сознание и свалился
в общую кучу тел. Когда он очнулся, оказалось, что его спас, вытащил из
подвала, вынес на себе и долго лечил какой-то человек..."
Далее шла история его дальнейшей жизни, нелепости, приведшей его в лагерь.
Но самое интересное - в конце ее длинного письма.
"Постепенно мы стали смотреть на него другими глазами. Стойкая гематурия,
которой он страдал, находила себе объяснение. У наследника была гемофилия.
На ягодице у больного был старый крестообразный рубец... Наконец, мы поняли,
кого нам напоминала внешность больного - известные портреты Николая, только
не Второго, а Первого. И не в гусарском мундире, а в ватнике и полосатых
пижамных штанах поверх валенок.
В то время к нам раз в полтора-два месяца приезжал консультант из Ленинграда...
Тогда нас консультировал С.И.Генделевич, лучший психиатр-практик, которого
я встречала на своем веку. Естественно, мы представили ему нашего больного...
В течение двух-трех часов он "гонял" его по вопросам, которые
мы не могли задать, так как были несведущи, и в которых он оказался компетентным.
Так, например, консультант знал расположение и назначение всех покоев
Зимнего дворца и загородных резиденций в начале века. Знал имена и титулы
всех членов Царской Семьи и разветвленной сети династии, все придворные
должности и т. д.
Консультант знал также протокол всех церемоний и ритуалов, принятых при
дворце, даты разных тезоименитств и других торжеств, отмечаемых в семейном
кругу Романовых. На все эти вопросы больной отвечал совершенно точно и
без малейших раздумий. Для него это было элементарной азбукой... Из некоторых
ответов было видно, что он обладает более широкими познаниями в этой сфере...
Держался он как всегда: спокойно и достойно. Затем консультант попросил
женщин выйти и осмотрел больного ниже пояса, спереди и сзади. Когда мы
вошли (больного отпустили), консультант был явно обескуражен, оказалось,
что у больного был крипторхизм (неопущение одного яичка), который, как
было известно консультанту, отмечался у погибшего наследника Алексея.
Мы этого не знали...
Консультант разъяснил нам ситуацию: существует дилемма, и нужно принять
общее решение - либо поставить диагноз "паранойя" в стадии хорошей
ремиссии с возможностью использовать больного на прежних работах по месту
заключения, либо признать случай неясным, требующим дополнительного обследования
в больнице. Но в этом случае мы обязаны тщательно мотивировать свое решение
в органах прокурорского надзора, который непременно пришлет следователя
по особо важным делам из Москвы... Взвесив эти возможности, мы сочли за
благо для больного выставить ему окончательный диагноз - паранойя, в котором
совсем не были уверены, и вернуть его в лагерь... Больной был согласен
с нашим решением о возвращении в лагерь (разумеется, диагноз ему не сообщили),
и мы расстались друзьями..."
Письмо врача Д.Кауфман было столь красочно, что я подумал - не стал ли
я жертвой мистификации.
И я проверил. Опубликовал письмо в "Огоньке". Вскоре пришел
отклик из той больницы. Писал заместитель главного врача В.Э.Кивиниеми,
который отыскал историю болезни этого пациента, находившуюся в архиве
больницы. Вот что он пишет:
"Итак, у меня в руках история болезни номер 64 на Семенова Ф.Г. 1904
года рождения, поступившего в психиатрическую больницу 14.01.49 г. Красным
карандашом помечено "заключенный"... Выбыл из больницы 22.04.49
г. в ИТК номер 1. (Имеется расписка начальника конвоя Михеева.)
В больницу Семенов поступил из лазарета ИТК (исправительно-трудовой колонии.
- Авт.). В направлении врача... описывается острое психотическое состояние
больного и указано, что Семенов все время "ругал какого-то Белобородова".
В психиатрическую больницу поступил в ослабленном физическом состоянии,
но без острых признаков психоза... С момента поступления был вежлив, общителен,
держался с достоинством и скромно, аккуратен. Врачом в истории болезни
отмечено, что он в беседе не скрывал своего происхождения. Манеры, тон,
убеждение говорят за то, что ему знакома была жизнь высшего света до 1917
года. Семенов Ф.Г. рассказывал, что он получил домашнее воспитание, что
он сын бывшего царя, был спасен в период гибели семьи, доставлен в Ленинград,
где жил какой-то период времени, служил в Красной Армии кавалеристом,
учился в экономическом институте (по-видимому, в городе Баку), после окончания
работал экономистом в Средней Азии, был женат, имя жены Ася, затем говорил,
что Белобородов знал его тайну, занимался вымогательством... В феврале
1949 года был осмотрен врачом-психиатром из Ленинграда Генделевичем, которому
Семенов заявил, что у него нет никакой корысти присваивать чужое имя,
что он не ждет никаких привилегий, так как понимает, что вокруг его имени
могут собраться различные антисоветские элементы и, чтобы не принести
зла, он всегда готов уйти из жизни. В апреле 1949 года Семенову была проведена
судебно-психиатрическая экспертиза, он был признан душевнобольным, подлежащим
помещению в психиатрическую больницу МВД. Последнее следует рассматривать
как гуманный акт по отношению к Семенову для того времени, так как есть
разница между лагерем и больницей. Семенов положительно относится к этому..."
К этому посланию было приложено письмо странного пациента жене Асе.
Через некоторое время мне позвонил старик, бывший заключенный. Оказывается,
в его лагере сидел загадочный Семенов, и все звали его "сын царя",
и все в это совершенно верили...
По моей просьбе в ЦГАОР сделали ксерокс нескольких страниц хранящегося
там дневника Алексея 1916 года.
Вместе с письмом, которое в 1949 году из больницы отправил странный пациент
жене Асе, я пришел в Институт криминалистики... Они старались помочь,
но... Но документы оказались несопоставимы: письмо Асе, написанное изысканным,
изощренным почерком, и дневник тринадцатилетнего Алексея с его неровными
каракулями.
Так что не смогли сказать ни "да" ни "нет".
© Copyright Эдвард Радзинский
© Copyright Издательство "Вагриус" |